Вирус любви

Планируешь кризис, планета?
Петляют орбиты твои
В терновых сетях Интернета
Размножился вирус любви.

Над вечной горячечной гонкой
Под лозунгом: "спесь на крови"
Коварней, чем грипп из Гонконга,
Свирепствует вирус любви.

Какой то школяр филиппинский
Все подвиги Гейтса затмил,
Почти гениальной опиской
Обрушив беспочвенный мир.

Хана виртуальным туссовкам.
Программного Бога гневи,
Пляши на камнях "Майкрософта",
Восторженный вирус любви!

Дрожите, державы и биржи,
Геральдик грифоны и львы,
Вакханкой орфеевых пиршеств
Беснуется вирус любви.

Над скомканной жизнью в рассрочку,
Над курсом бумаг и валют
Отчаянной пушкинской строчкой,
Татьяниным: "Я вас люблю".

Страшней эпидемий, диверсий,
Стремительней гореых лавин.
Из всех сногсшибательных версий
Нас выберет вирус любви.

Грядущему веку на вырост -
Надежды несбывшийся мыс.
Единственный правильный вирус,
Единственный подлинный смысл.


***

Осень. Бессонница. Нервная дробь курантов.
Тучи топорщаться. Звезды идут на убыль.
Звук неразборчив. Но пробуют варианты
Тени листвы, шевелящиеся, как губы.
Господи, дай насмотреться на эти звезды,
Дай намолчаться с тобою. Ни слова всуе.
Вроде бы выверен и на вентуре сверстан
Каждый мой вдох. Но по сути - непредсказуем.
Что ж , перепробую ноты, приметы, путы
Перелопачу пространство в пределах млечных.
Боже насколько же проще включить компьютер
В память и боль. Персональный. И бессердечный.
Чтоб не вгрызаться по новой в пласты забвенья,
Чтобы пластом не улечься на раздорожьи.
Воспоминания, в сущности, - тоже ценник
Гиперинфляции: с каждым витком дороже.
Вот мы и спелись с тобою, листва ночная.
Вот и притерлись друе к другу, боль-недотрога.
Я начинаю. Я сызнова начинаю.
Благослови меня, Боже, опять в дорогу.


***

Дорога переболела оспой,
На дне колдобин слезятся лужи.
Еще не хочет сдаваться осень,
Еще затягивает поглубже.

Фарватер улицы в сизой вате
Наощупь пробую фарой мутной.
Еще мертвее, подслеповатей
На повороте взгляд лампы ртутной.

Углы - тупее московских лезвий,
Стволы - чернее, чем пуритане.
Дома в тумане еще облезлей,
Еще гортанней ветров рыданья.

Грязь обозрима, но непролазна,
Где ж чистый листик для эпилога?
Терзает душу озноб соблазна.
И слава Богу. И слава Богу.

Еще клубится седая ярость.
Еще неяркой звездой растроган.
Еще не смерзлось. Не отстоялось.
И слава Богу. И слава Богу.

Я о зиме не подозреваю.
Мне роскошь снега не по карману.
Знобит. и легкие разрывает
Сырая сыворотка тумана.


Сирень в ботаническом саду

Поверим искренней заре,
Туда шаги свои нацелим,
Где над обрывом, отсырев,
Сиреневый мерцает терем.

Пир ритуала. Духота
Угрозы. Ангельское пенье.
Клюка колдуньи и фата
Невесты на его ступенях.

Издерган занавес дождя,
И город, изнуренный, слышит:
Лиловой ревностью душа
Куста сиреневого дышит.

Нахохлена в тени холма,
Махрова и черна, как хунта.
А там метели бахрома
В снегах похоронила хутор.

Купальщиц утренних испуг,
Небес сминуовое предгрозье.
Застенчивый колеблет звук
Свеченье электронной грозди.

Мы слышим сбивчивую речь,
Глотаем лепесток на счастье.
Бетонным монстрам не сберечь
Нас от сиреневой напасти.


Сотворение эскизов фрески Страшного Суда
для росписи Михайловского Собора в центре Киева

...брат ваш и соучастник в скорби... Откровение Иоанна Богослова. Глава1, стих 9.

Кончается железный век,
Но все бессмысленное - длится.
Забытый Богом велотрек
Заржавел посреди столицы.

В его тени, на самом дне,
У ног бетонов многотонных
На деревянном полотне
Художник раскидал картоны.

Кто допустил его сюда,
Где взгдяду не к чему придраться?
Ареной страшного суда
Предстало перед ним пространство.

Как он прошел сквозь этот бред
И скарб пронес в дырявой торбе?-
Он тоже соискатель бед,
От тоже соучастник в скорби.

А приберечь картоны для
Заказов не такого сорта?-
Но, веротрек, твоя петля
И в самом деле стала мертвой.

Семь ангелов трубили сбор,
Четыре зверя на арене.
И ждал Михайловский Собор
Его сумбурных откровений.

Времен расторгнута петля,
Семи светил сместились оси,
Обугленным огрызком дня
Он самый первый штрих наносит.


Мост Вздохов

Мост вздохов. Всего несколько шагов из неописуемой роскоши дворца Дожей в непроглядный мрак темницы под свинцовой крышей. Если повезет, успеешь в последний раз увидеть в зарешеченных окнах море, солнце, небо. И вздохнуть. И вздохнуть. Потому - Мост Вздохов. Но это изнутри. А снаружи украшенный затейливой мраморной резьбой и ажурными решетками изящный кошачий изгиб над узким каналом очень напоминает аристократические носилки

Где этот уголок земли?
Какая за бортом эпоха?
Куда меня вы занесли,
Носилки времени - Мост Вздохов?

Приподнятая арки бровь,
Кирпичной башни мощь нагая...
Венеция, ты, как любовь,
Бег времени опровергаешь.

Нет, не любовь - венец любви...
Господь, наверное печатал
Гравюры вечные твои,
Используя фольгу заката.

Побыть принцессой в царстве сна
Иль приобщиться к райским кущам -
Венеция, твоя цена:
Забыть о времени текущем,

Не помнить собственных примет.
(Твой мир - ажурных кружев мрамор).
Не явлен даже силуэт.
Стократ ценней портрета рама.

И маска. Арлекин. Пьеро.
Описка. Кляксочка . Помарка.
Пух. Голубиное перо
На площади Святого Марка.

И жажду смертных никогда
Не потому ль не утоляла
Зеленоватая вода
Стекающего в Стикс канала?

Пойми, прости, родной Подол,
Ты родина моя и крест мой,
Но здесь мне черный лак гондол
Зияет, как рояль отвесный.

Мост Вздохов, уноси во тьму,
Мой век в твоих носилках дремлет.
Теперь я знаю, почему
Иосиф выбрал эту землю.*

*Иосиф Бродский похоронен в Венеции.



Створки моллюска
/Клайпеда/

Кромкой волны обозначена линия фронта,
Линия жизни - вернее и без аллегорий.
Серое море до самого горизонта.
Серое небо до самого серого моря.
Хмур и обветрен стою на заросшем пригорке.
(Только ли волны штурмуют его оголтело?!).
Будто моллюска огромного тусклые створки
Вдруг приоткрылись. И я разглядел его тело.
Праведный Боже, спасибо за это виденье,
Это похлеще фантазий умельцев заплечных.
Все преходяще - инструкция, слава и деньги,
Взлет и паденье. Но это видение вечно.
Грубо, но искренне рукопожатье мужское,
Берег песчаный всклокочен, и лес неотесан.
"Юра", - зовут по-литовски пространство морское,
Слышу в простуженном выдохе: "Свиделись, тезка".
Хватит ли сил и отваги на выдох ответный?
Смысл ведь неясен. И путь до сих пор не осознан.
Шагу не сделаю - не заслонила б от ветра
Позеленевшая медь неприкаянных сосен.


***
Твой
единственный след -
ты
излучаешь свет.
Кризис.Топлива нет.
А ты
расточаешь свет.
Я, торопясь за ним,
все не решусь спросить:
- Тяжко ли это -
нимб
повседневно носить?
Ты не услышишь
" постой"
выдоха /крик души!/.
Молча иду сквозь строй
взглядов, дверей, машин.
Сутолокой земной
стертые имена.
Только твой голос
мной
и называет меня.
Путаюсь в мелочах.
Вровень с судьбою?
Сбой?
Только в твоих зрачках
и остаюсь
собой.


***
Будь во мне все бесследней, все тише,
Все бесплотней, как тень на стене.
Ненавижу тебя, ненаслышу,
Ненадумаю о тебе.
Ненапомню - себе не напомню
Жесты лживых твоих ресниц,
Приходи ко мне в долгую полночь
И смеющимся ликом дразнись.
Воскрешай. Искушай. Исповедуй
Моего одиночества зуд,
Обольщай невозможной победой
Мой, отравленный лестью, рассуд -
до-к-онца, до жилкоповской ниши,
До совместного всхлипа (уймись!) -
Ненавижу тебя, ненаслышу,
Ненасмерть моя, ненажизнь.



Урий. Бессонная ночь

...Давид прогуливался по кровле царского дома и увидел с кровли купающуюся женщиную. А женщина была очень красива...И сказали ему - это Вирсавия, жена Урия... И он спал снею... И послал сказать: пришлите ко мне Урия... И расспросил его Давид о ходе войны... И вышел Урий из дома царского, а вслед за ним понесли царское кушанье... Но Урий спал у ворот...со всеми слугами, а не пошел в свой дом... И донесли Давиду... И сказал Урий Давиду: рабы господина моего пребывают в поле, а я пошел бы в свой дом есть, пить и спать с женою!.. Поутру Давид написал письмо и послал его с Урием... В письме он написал так: Поставьте Урия там, где будет самое сильное сражение и отступите от него, чтобы он был поражен и умер..

Вторая книга царств. Глава 11

1.

Сошла почти на нет вечерняя заря,
Кровав последний блик на золоте чертога,
Я понял с первых слов лукавого царя,
Которого любил и почитал, как Бога.
Царь думал: Урий глух. Царь думал: Урий слеп.
Царь думал: Урий прост, и жизнь его прекрасна.
Я не войду в свой дом. Я не вкушу свой хлеб.
Я больше не возьму жены на ложе страстном.
Да, он герой и царь, провидец и поет,
Строитель и мудрец. Но ты ведь помнишь, Боже,
Что в жизни для меня страшнее пытки нет,
Чем знать, что кто-нибудь ее коснулся кожи.
Пусть мне не пасть в бою. Пусть мне не быть в раю.
Пусть буду жалкий раб, а не отважный витязь,
Но если выбирать, я дам отсечь свою,
Чем на плече ее чужую кисть увидеть.
Пусть я курчав, как негр. Пусть я упрям, как бык.
Пусть я зеленоглаз, как распоследний грешник.
Но светят только мне две сероголубых
Звезды в сплошной ночи ее волос кромешных.
Да, слишком часто меч сверкал в моей руке,
И часто разум я терял в бою от гнева,
Но я один плыву по голубой реке -
По жилке на груди ее...любимой...левой...
Как сладко на войне мне снился этот дом -
Вот мы опять вдвоем... вот мы уже простились...
Сплю на сырой земле, обласканный царем,
Шпионы из дворца вовсю засуетились.
Нет, будь и впредь, мой царь, попрежнему велик,
Спасибо за вино и щедрые награды,
Но лучше обойтись без вычурных интриг,
Мне станет смерть в бою действительно отрадой.
Сам выберу свой день. Сам изберу свой путь.
Сам в сече обрету себе врага по росту.
Когда в ее глаза я не могу взгдянуть.
Зачем мне видеть свет и утренние звезды.


Из цикла "Паруса Париса"

3.

Слеп жребий. Но степени риска
Я знаю безбожную цену.
(Судьба искушает Париса,
А он выбирает Елену).

Я помнил, что вымощу ад свой,
И помнил, что распрю посею,
Но доблесть, но власть, но богатство
Меня соблазнить не сумеют.

Не стану созвездием в небе,
А буду изгой во вселенной.
Любовь - мой единственный жребий,
Единственный выбор - Елена.

Тезей и Эней отрекутся,
Исус оттолкнет Магдалину.
Назло вашей логике куцей
Я вашу мораль опрокину.

Пусть проклят людьми и богами,
Страсть выше долгов и тарифов.
Что глина, папирус, пергамент
Пред пламенем этого мифа?!

Десятым и сотым коленом
Клянусь. Как Сизифова глыба,
Любовь. Мой пожизненный выбор.
Пожизненный жребий.
Елена.


***

Напрасно крик души готов спешить вдогонку,
Ведь промедленье - плюс: не наломаем дров.
Как благородна цель - найти в стогу иголку.
Все средства хороши - пора убить любовь.

Да, для такой любви любой исход - летальный,
В ее календарях один венец - зима,
За то, что - голодна, за то, что - нелегальна,
За то, что - от души, за то, что - без ума.

Какой бездарный бред - набор стандартных реплик,
Мол не на взлете жизнь, но все же на плаву.
Не станем вспоминать о постпостельном пепле,
Не будем посыпать повинную главу.

Мне пресловутый меч в руках держать неловко,
Свой пыл дарить был рад любой из половин,
И что там отсекать? - главу или головку, -
Ведь я не богатырь и даже не раввин.

Любимая, прости: все слишком сладко было,
Закусим "на коня" осиновой корой.
Конец июля. Зной.
Внезапно зазнобило.
И обернулась высь озоновой дырой.


***